«Как ты?» — спросил он, и я растерялся, не в силах ответить ни привычным «отлично, а ты?», ни признаться: «я плохо, само собой». Мы слишком близкие друзья, чтобы врать друг другу, но не виделись так давно, что я не знал, с чего начать.
С Франции? С Европы? Или с одолевающего меня порой желания поддаться растущей апатии? В конце концов я сказал, что на этот раз всё кончено, что у меня больше нет семьи, что я как никогда далёк от правых, среди левых чувствую себя сиротой и скорблю по центристам, — я ношу их цвета, но им так и не удалось утвердиться.
Я выхожу из себя — сказал я ему, — когда слышу, как правые стращают апокалипсисом, которого нам якобы не избежать, если мы отнимем у самых богатых горстку незаслуженных налоговых льгот, но и смириться с тем, что великие битвы левых свелись теперь к сохранению прежнего пенсионного возраста, я тоже не могу.
Деньги и правые возмущают меня. Самые правые из правых, уже скатившиеся к крайне правым, внушают мне ужас, а левые приводят в отчаяние. Левые унижают меня лично, потому что пенсия задумывалась не как обеспечение третьего этапа жизни, времени развлечений, — а как защита от нищеты в том возрасте, когда силы уже на исходе. Именно за это боролось рабочее движение, а не за то, чтобы жить пятнадцать — двадцать лет на пенсию, оплачиваемую работающими согражданами, учитывая, что их становится все меньше, продолжительность жизни увеличивается, и, за исключением некоторых профессий, здоровье и работоспособность позволяют нам трудиться гораздо дольше, чем в прежние времена.
Левые должны вести борьбу не за пенсии, а против нестабильной занятости и повышения арендной платы из-за взрывного увеличения краткосрочной туристической аренды, а также защищать политическое утверждение Европы — вопреки Трампу, Путину и Си. Превращая вчерашние сражения в карикатуру, левые пренебрегают сегодняшними — как, впрочем, и центр — так почему мы удивляемся росту популярности крайне правых? Почему удивляемся, что большая часть правого политического спектра мечтает о «союзе правых сил»? Что к власти во Франции вскоре может прийти Национальное объединение?
В этот день европейское единство окажется под угрозой. Трамп и Путин выпьют шампанского. Но кто сегодня говорит от имени Европы? Кто её олицетворяет? Где демократическая коалиция, которая громко и четко, в Европарламенте и в Совете Европы, определит приоритеты ЕС и пути их достижения?
Франция пока не тонет, равно как и Евросоюз. Он поддерживает Украину, отстаивает свою автономию, перевооружается. Не в полную силу, но всё же. Однако, как и у Франции, у него больше нет своего лица, он не способен к политической мобилизации и не вызывает особого энтузиазма.
Такие потери могут оказаться смертельными, впрочем, ничего из вышесказанного я не произнес вслух. Эти мысли лишь на мгновение промелькнули у меня в голове и я ответил своему другу: «Я отлично, а ты?»
Фото: Sebastian Fuss
