Про Североатлантический Альянс все понятно. Своим вторжением в Украину Владимир Путин умудрился побудить Швецию и Финляндию подать заявку на вступление в НАТО, а заоднопоспособствовал вступлению в НАТО и Украины, — в один прекрасный день это случится. А как насчет другого его противника — Евросоюза, который он так презирает, и чью слабость надеется продемонстрировать, чтобы, таким образом,разобщить его?

Что ж, российский президент совершил чудо, превратив ЕС в политический союз, и чтобы убедиться в этом, достаточно прочитать речь, которую польский премьер-министр произнес в Гейдельбергском университете. Давайте проясним ситуацию. Дело не только в том, что благодаря Путину ЕС расширится за счет Украины, Молдовы, Западных Балкан и, скорее всего, Грузии.

Одно только это новое расширение значительно увеличит демографический, экономический и военный потенциал ЕС, одним словом, его привлекательность. На этом Матеуш Моравецкий в своей Гейдельбергской речи сделал особый акцент, потому что все страны, вышедшие из советского блока, хотят как можно быстрее и как можно более широким фронтом противостоять имперским мечтаниям Владимира Путина. Это всегда было их желанием, даже до 24 февраля, но сегодня добавился и совершенно новый аспект, поскольку премьер-министр так же энергично и убежденноратовал за европейскую оборону.

Он сказал, что «нам, конечно, необходимо укреплять и развивать НАТО, но, в то же время, мы должнынаращивать собственный оборонный потенциал». Польские лидеры не раз негласно признавали это с тех пор, как как кандидат в президенты, а затем и президент Дональд Трамп выступил против Североатлантического альянса, но никогда еще руководитель такого уровня не подтверждал публично и столь определенно, что Европа должнабыть в состоянии защитить себя, если возникнет такая необходимость.

«Мне бы хотелось, чтобы страны Европы были достаточно сильны в военном отношении, чтобы в случае нападения они не нуждались в поддержкеизвне и могли оказывать военную помощь другим, — сказал премьер-министр. — Сегодня это не так, (поскольку) без американского участия Украина перестала бы существовать и Кремль перешел бы к следующей жертве».

По-французски это называется «стратегическая автономия», и хотя Матеуш Моравецкий не произнес этих слов, он явно подписался бы под ними, поскольку попросил даже вычесть военные расходы государств-членов из расчета их бюджетного дефицита, то есть из трехпроцентного потолка, установленного Маастрихтскими критериями.

Еще раз подчеркнём — Польша и Франция сейчас сходятся по основным пунктам, которые как раз и сделают ЕС политическим союзом. Надо неустанно повторять, что Польша безоговорочно поддержала необходимость европейской обороны, по поводу которой ЕС скоро достигнет полного консенсуса, — но почему этот поворот, столь существенный и решающий, был встречен полным молчанием?

Причина в том, что польские правые, находящееся у власти, настолько реакционны, что стали не оченьрукопожатными, к тому же в Гейдельберге премьер-министр настаивал на своем отказе от любого нового федеративного развития ЕС. Более того, он призывает сократить сферы общей компетенции и решительно выступает за Европу наций, в которой по-прежнему будет преобладать правило единогласия.

Его идея Европы не совпадает ни с парижской, ни с берлинской, но должны ли мы беспокоиться по этому поводу и объявлять о начале распада ЕС или, наоборот, нам следует признать динамику, в которую Владимир Путин вписывает Польшу, заставляя ее выступать за общую оборону?

Коль скоро крошечная Эстония, которой больше чем какой-либо другой стране ЕС необходимо верить в прочность американского зонтика, призывает к совместным закупкам боеприпасов, и к ней прислушиваются, коль скоро ЕС вооружается за счет общих бюджетов и выступает единым фронтом в поддержку Украины, а Польша обращается к своим26 партнерам с призывом создать общую оборону, можно сказать, что мы де-факто движемся к политическому союзу.

Мы делаем это, и наши разногласия по поводу того, какого уровня федерализма мы должны достичь, какими темпами, в какие сроки и в каких областях, в данном случае совершенно второстепенны. Онистанут очень важны в тот день, когда у нас будет общая оборона, общеевропейская оборонная промышленность и, следовательно, общая исследовательская и промышленная политика. И вот тогда будет необходимо и своевременно спросить себя, кто хочет идти дальше по этому пути, с какой скоростью и так ли необходимо всем нам достичьсогласия по поводу новых повесток, но сегоднязадачи, в которых мы уже единодушны, достаточно существенны, чтобы мы посвятили им все наши усилия и отложили все прочие дебаты на завтра.

Эта речь в Гейдельберге знаменует собой поворотный момент. Германия и Испания, Франция и Италия, страны Бенилюкса и Скандинавии, Греция и Португалия, Румыния, Чехия и вся Центральная Европа должны отозваться на него как можно быстрее, тепло, позитивно, вникая в суть дела и поймав Польшу на слове.