Сталинградская битва унесла два миллиона жизней. Можно ли считать это геноцидом? Конечно нет, поскольку геноцид – это преднамеренное уничтожение национальной, этнической или религиозной группы или целого народа, а не кровавая бойня, более жестокая и масштабная, чем другие. В ХХ веке было три геноцида – армян, евреев и тутси, с которыми нельзя сравнить ни резню 7 октября, ни бомбардировки и блокаду Газы.
Однако даже « эксперты » ООН уже не видят разницы, слишком сильны ярость и страсти, разгоревшиеся вокруг конфликта на « Святой земле », как ее называют, и агрессии России против Украины. Страх настолько овладел всеми нами, что мы перестаем понимать друг друга и не называем вещи своими именами, что, по выражению Камю, только « умножает несчастья мира ».
Слова могут прояснить ситуацию или запутать ее, разжечь ненависть или сдержать ее, ввергнуть народы в бесконечную войну или помочь им принять идею компромисса. Слова имеют свой вес и энергию, но употребив слово « геноцид », попробуй заговори о мире.
« А как же ненависть?» возразят нам в ответ, и если вы напомните, что ненависть уменьшалась и исчезала тридцать лет назад, когда палестинцы и израильтяне поверили в мир, и что хорошо бы возродить эту надежду, чтобы ненависть снова отступила, вам скажут, что мечты прекрасны, а реальность – нет.
Действительно, это правда, но именно реализм требует от нас возрождения идеи мира, основанного на сосуществовании двух государств, потому что в противном случае, что нас ждет? Столетняя война или никому не нужное двунациональное государство, по сравнению с которым Ливан покажется Швейцарией. Это настолько очевидно, что идея двух государств снова всплывает сегодня, Вашингтон настаивает на ней, Евросоюз к ней призывает и почти все арабские лидеры стремятся к ней, пусть негласно, но продуманно. Этого нельзя отрицать. Это факт, но « ничего не получится », тут же скажут вам, потому что израильские правые не хотят палестинского государства, ХАМАС хочет только уничтожить Израиль, израильские левые потерпели поражение, Палестинская автономия на пределе своих возможностей, так что и ребенку ясно, что « договариваться не с кем ».
Да ладно? Так ли это? Разве в политике бывают застывшие навечно ситуации? Разве израильские правые обязательно должны оправиться после такого провала? Разве агония Палестинской автономии будет бесконечной, а ХАМАС будет олицетворять Палестину? Разве израильские левые не смогут вернуться к власти раньше, чем ожидается? Разве это землетрясение полностью не изменит ситуацию, как это произошло после войны Судного дня?
Можно быть уверенным только в одном – ничего не изменится, если никто ничего не попытается предпринять. Но что если США и ЕС решат снова работать над установлением мира, вернуть веру в него и дать понять, что они приостановят свою помощь израильтянам и палестинцам, если не будет переговоров и соглашения?
В этот день все снова станет возможным, потому что палестинцы и израильтяне слишком измотаны, чтобы хотеть продолжения войны. Но хор тех, кто намерен сидеть сложа руки, повторяет все тот же припев « уже слишком поздно ». Мы давно его слышим, но так можно только похоронить идею двух государств, сетуя, что это непредставимо, учитывая расширение израильских поселений на оккупированных территориях.
Западный берег, как говорится, « подточен », но сколько там сейчас поселенцев?
Около 500 тысяч человек, это много, но в четыре раза меньше, чем число палестинцев, проживающих в Израиле и являющихся его гражданами. Если бы существовало два государства и евреи могли бы жить в Палестине с теми же правами и гарантиями безопасности, что и израильские арабы в Израиле, то не понадобилось бы рассматривать вопрос о принудительной эвакуации поселенцев. Те, кто захочет уехать, уедут. Те, кто захочет остаться, смогут остаться как иностранные резиденты или палестинские граждане.
« Абсурд », « немыслимо », « невозможно », – скажут мне. Да, безусловно, так оно и есть сегодня, но перестав умножать несчастья мира, называя ужасающие убийства и одиозные репрессии « геноцидом », мы поймем, что единственное, что невозможно, – это статус-кво, и что мир ничего не запрещает.
